В нескольких номерах «Народной Воли» публиковались отрывки из книги Валерия Сороко «И от тюрьмы не заре­кайся. Исповеди бывших сотрудников». На этом писатель не остановился. На днях вышла в свет его новая книга «Почем честь, Ваша честь?! Бумеранги «Витебского дела». Какова же причина ее появления?

Даже после окончания печально известного «Витебского дела» следователи - действующие и бывшие - долго вели между собой судебные тяжбы. Бывшие коллеги предъявили умопомрачительные иски к бывшему работнику Белорусской транспортной прокуратуры Валерию Сороко, который в сво­ей книге «Витебское дело, или Двуликая Фемида» и других произведениях поведал о том, как сам из следователей пере­шел в разряд подследственных и был осужден, как отбывал наказание в местах лишения свободы. Эти судебные поедин­ки растянулись на годы. Цена вопроса (точнее исков) изме­рялась десятками тысяч долларов, правда, в судебных доку­ментах тогда фигурировали белорусские рубли. Ответчика это могло разорить, пустить по миру, истцов - обогатить, гарантировать материально обеспеченную старость.

В книге «Почем честь, Ваша честь?! Бумеранги «Витебского дела» Валерий Сороко рассказывает о своих судебных поединках с бывшими коллегами. При этом он опирается исключительно на документы (и в этом, думает­ся, ценность нового произведения), цитируя их даже в том случае, если сам предстает далеко не в розовом свете. Автор имеет резоны утверждать, что, несмотря на то что после «Витебского дела» прошло уже почти треть века, еще не все точки над «і» расставлены, не на все вопросы даны ответы. Все в жизни возращается. Принцип бумеранга срабатывает и на сей раз.

Публикуем несколько фрагментов из новой книги Валерия Сороко «Почем честь, Ваша честь?! Бумеранги «Витебского дела». И начнем с раздела «Красноречивая параллель». Об этом теперь почти никто не вспомина­ет, но будущему лауреату Нобелевской премии Светлане Алексиевич, прежде чем она добилась всемирного призна­ния, пришлось пройти и через судебные тернии. Весьма и весьма непростыми были эти испытания более чем двад­цатилетней давности. Валерий Сороко рассказывает о них, проводя параллель с исками героев его произведений к нему самому.

Судебный процесс в отношении писательницы Светланы Алексиевич в связи с публикацией отрывка из ее документальной повести «Цинковые мальчики» был завершен в первой инстанции. Фактически С.Алексиевич обвинили в том, что она будто бы оскорбила честь и достоинство одного из истцов (героя ее книги)... Белорусский ПЭН-центр обратился к директору Института литературы имени Янки Купалы Академии наук с просьбой сделать независимую литературную экспертизу, которая дала бы ответ на следующие вопросы:

• Как научно определить жанр «документальная повесть» с учетом того, что «документальная» понимается как «на основе фактов (свидетельств)», а «повесть» - как «художественное произведение»?
• Чем отличается документальная повесть от газетно-журнальной публикации, в частности, от интервью, текст которого обычно визируется автором у интервьюируемого?
• Имеет ли право автор документальной повести на художественность, концепцию произведения, отбор материала, литературную обработку устных свидетельств, на собственное мировоззрение, на обобщение фактов во имя художественной правды?
• Кто владеет авторскими правами: автор или герои описываемых им событий, чьи исповеди-свидетельства он записывал во время сбора материалов?
• Как определить границы, в которых автор свободен от буквальности, механичности передачи записанных текстов?
• Имеет ли автор документальной повести право на изме­нение имен и фамилий своих героев?
• И, как следствие всех этих вопросов, самый главный из них: можно ли судить писателя за отрывок из художественного произведения, если этот отрывок не нравится тем, кто давал устный материал для книги?

Ответ директора Института литературы имени Янки Купалы В.А.Коваленко и старшего научного сотрудника, кандидата филологических наук М.Л.Тычины был таким: «Документальная литература, в том числе и документальная повесть, по своему содержанию, методам и способам исследования, форме изложения относится к жанру художественной прозы и в связи с этим активно использует художественный отбор и эстетическую оценку документального материала».

В экспертном заключении В А.Ковалепко подчеркивалось, что «документальная литература, но омненно, строго ориентира,шна на достоверность и правдивость. Но, однако, возможен ли полный реализм, абсолютная правда вообще? По словам писателя, лауреата Нобелевской премии Альбера Камю, полная правда была бы возможна только тогда, когда перед человеком поставили киноаппарат и он бы записал всю его жизнь от рождения до смерти. Но нашелся бы в таком случае другой человек, согласившийся бы жертвовать своей жизнью ради бесконечного просмотра этой удивительной киноленты? И сумел бы он за внешними событиями увидеть внутренние причины поведения героя?»

В.А.Коваленко сделал вывод: «Буквальное, точь-в-точь вос­произведение рассказов героев, как мы уже доказывали в ответе на третий вопрос, в документальном произведении невозможно. Но тут, конечно, появляется проблема воли автора, с которыми герои в момент откровения поделились воспоминаниями и как бы передали ему часть своих прав на свидетельство, надеясь на точную передачу их слов в первоначальном виде, на профессиональное мастерство автора, его умение выделить главное и опустить мелочи, которые не углубляют мысль, сопоставить факты и увидеть их в едином целом. В конце концов все решают художественный талант автора и его моральная позиция, его способность соединять документальность с художественным изображением. Меру правдивости, глубину проникновения в событие в этом случае может почувствовать и определить только сам читатель и литературная критика, которая владеет инструментарием эстетического анализа. Эту меру правдивости по-своему оценивают и герои произведения, они самые пристрастные и внимательные его читатели: соприкасаясь с феноменом превращения устного слова в письменное, а тем более напечатанное, они подчас становятся жертвами неадекватной реакции на собственный рассказ».

Я неслучайно вспомнил о литературоведческой экспертизе книги «Цинковые мальчики». Светлана Алексиевич в ходе судебного процесса дважды заявляла ходатайства о ее проведении, и дважды судья отклонял их, мотивируя это тем, что для суда эта экспертиза ничего нового не дает. Фактически тем самым он совершенно открыто перевел процесс над писателем; и книгой из правового спора в чисто политический процесс. Отклонив два ходатайства об литературоведческой экспертизе, судья заблокировал возможность стороне ответчика свободно использовать свое законное право на защиту. В такой ситуации Светлана Алексиевич в знак протеста покинула зал суда.

В тот же день она была признана виновной, и ей предстояло публично извиниться за свою книгу «Цинковые мальчики».

Окруженный со всех сторон врагами и недоброжелателями, я сам до крови сражался за свое право остаться человеком. Ибо, приняв чью-либо позицию, ты автоматически становишься непонятым, в лучшем случае другой стороной. Великое дело - несгибаемая воля.

Будучи в неволе, я не раз прочувствовал, как слаб человек и как легко его сломать.

* * *

- Согласие помучено! - торжественно произнес Ромка, взял новичка за руку и подвел к унитазу. Церковным речитативом зачастил:

- Венчается и раб Божий... как тебя зовут?

- Мишка, - почувствовав неладное, прошептал новобранец.

- Михаил и раба божья Светлана! - продолжил Олег, смочив веник под краном, окропил голову покрасневшего Мишки, побрызгал на унитаз. Ныне и присно и во веки веков!

- Вы что, фраера, меня, блатного, на параше женили?! За кого вы меня держите?!

Откуда они набрались этого? Серое колесо катилось и катится по судьбам пацанов. И многие отцы своими надломленными душами дают уроки. Господи, сколько прошло через лагеря!..

- Главное, сынок, не верь, не бойся, не проси. Как поставишь себя - так к тебе и будут отно­ситься здесь. И никогда не плачь. А если нет слез, значит, нет раскаяния за содеянное.

* * *

Зоны обжигают болью равнодушия. Здесь не горит свеча доверия. А доверие - это главный капитал в воспитании. Вот его и не хватает.

Меня часто упрекают, что в своих книгах я излишне детализирую тюремное пространство, что диалоги героев перенасыщены уголовной лексикой, при этом отсутствуют яркие краски; упрекают в рефлексии. Согласен с этим. Каждый прислушивается к себе, говорит о своей боли. Не напрашивался попасть в эти холодные, не приспособленные для проживания сырые стены, не по своей воле натягивал и носил серую робу, а по злому умыслу другого человека, как маленький винтик, был насильно вырван из огромного механизма общества и водворен на долгих три года в зону. Обостренное чувство несправедливости настраивало и настраивает мозг на поиски справедливости. И если видел за долгие три года яркие краски, то только в своих снах. Осторожно, с фотографической точностью, я пробовал вычленить человека из общей серой массы и показать его на страницах своих книг. Да, иногда нарядно одетая в зеленое рожица мелькнет в зарешеченном окне столыпинского вагона. Да, лучик света пробивался чеоез закопченное нижнетагильское небо и падал на ресницы заключенного.

В неволе умеют ценить и замечать такие маленькие радости. Ибо они питают надежду.

Есть удивительная легенда.

Художник разрисовывал храм. И под куполом, лежа на спине на строительных лесах, тоненькой кистью начал изображать реснички на очах ангела. Его товарищ спросил:

- Зачем ты это делаешь? Ведь никто, стоя на земле, не заметит эти ресницы.

- Истииа-то в мелочах, - ответил художник. - И если упустим в малом, то будем погребены под обломками большого...

Чувствую созвучие своих мыслей и страданий со страданиями и мыслями Светланы Алексеевич. В одном из своих интервью она заметила: "Да, у меня форма добычи материала как бы журналистская. Я выхватываю, очищаю. Когда у Родена спросили, как у вас получаются такие скульптуры, он сказал: "Я беру кусок мрамора и отсекаю все лишнее". Вот я делаю то же самое".

Сегодня мы должны отвоевывать у подлости честное имя, которое она замарала, подмяла под себя. Это нужно не для удовлетворения нашего самолюбия. Это нужно ради нашего будущего - и нашим детям, и внукам.

Я не люблю
уверенности сытой,
Уж лучше пусть,
откажут тормоза.
Досадно мне,
коль слово "честь" забыто
И коль в чести
наветы на глаза.

Эти емкие строки написал многими любимый Владимир Высоцкий. Правильно подмечают коллеги: удивительные вещи происходят с былыми соотечественниками Высоцкого. Еще недавно многие из них считали честь исключительной принадлежностью КПСС (вместе с умом и совестью), на худой конец - ведомственного мундира. О наличии собственной и не подозревали. Сегодня исками о ее защите занимаются суды. Истцы с их адвокатами чутко уловили особенность чести: на ней стоит печать презумпции, то есть невиновности до тех пор, пока ответчики не докажут обратное. Сделать это, поверьте, невероятно сложно, даже если факты налицо. Все сведется к их оценке, когда каждый видит то, что ему хочется.

Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.

Эти строки из пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин» весьма подходят к роману судебному. Выходцы из одной - прокурорской системы, мы также оказались столь различны, в такой степени нетерпимы друг к другу, что сошлись, как Евгений Онегин и Владимир Ленский, в дуэли. Только вооружены были не пистолетами, как литературные дуэлянты, а фактами и аргументами.

Мне не суждено было выиграть в том неравном поединке. Я изначально, как говорится, был приговорен к выплате баснословных, умопомрачительных сумм по искам моих коллег. Но уже тогда, когда я от отчаяния объявил голодовку и стоял у стен Верховного суда Беларуси, дал себе слово: как только приду в себя от сокрушительных ударов, нанесенных мне бывшими коллегами с помощью Фемиды, обязательно обнародую документальную основу, архив этих судебных тяжб. Пусть страна знает о них не понаслышке, а из документов. Пусть каждый на этой основе сделает необходимые для себя выводы.

Признаюсь: нашлись доброжелатели, которые постарались меня удержать, от этого шага. Аргументы при этом приводили самые разные. Но тем не менее я решил воплотить ранее задуманное. И не только потому, что «Витебское дело» стало делом всей моей жизни. Оно прошло через всего меня, через всю дальнейшую судьбу. Оставило такие яркие, неизгладимые отпечатки и душе, что, даже если хотел бы,  не могу откреститься от пережитого. Поверьте: моя попытка рассказать о давних событиях продиктована отнюдь не стремлением отомстить обидчикам и даже не желанием сатисфакции. За этим шагом морально-нравственная основа, без осознания которой, прежде всего сотрудниками правоохранительных органов, невозможно, как мне представляется, двигаться вперед, к правовому Государству.

Конечно же, я не смог бы оставаться беспристрастным, если бы рассказывал о судебных поединках со следователями от своего имени. Поэтому сознательно буду вести речь о судебных тяжбах исключительно на языке документов. В жизни все сложно и зачастую далеко не однозначно: нельзя всегда, во всем быть, как говорится, розовым и пушистым. Куда важнее сполна соответствовать своему человеческому предназначению, выполнить свою важную миссию на Земле. И тогда, пусть и с изъянами и промахами, тебя всегда поймут и примут твои соотечественники, твои единомышленники.

Этой книгой я намерен помочь другим - тем, кто может оказаться в ситуации, схожей с моей. Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, тем более в нашей стране. Если же поможешь человеку, то добра можно ожидать откуда угодно. Важно лишь не зацикливаться на ожидании «награды».

У американского писателя Джо Витале есть очень интересный рассказ, основанный на реальных событиях из собственной жизни, на эту тему. А случай описан такой: в далеком прошлом Джо попал в жуткую ситуацию, когда у него совсем не было денег. Утром он собрался в магазин, но четырех долларов, что ему удалось наскрести в доме, хватило бы лишь на молоко и хлеб.

В отчаянии отправился он за продуктами, но на перекрестке увидел еще более печальную картину: муж, жена и ребенок, измученные, стояли на обочине с небольшим плакатом, где говорилось, что у них нет ни денег, ни работы, ни жилья и они просят хоть какой-то помощи. Джо испытал очень противоречивые чувства. Ему самому едва ли не грозила голодная смерть, но вид нищей семьи с ребенком потряс его до глубины души: кому-то в жизни не повезло еще больше. Он отдал половину своих денег отцу семейства, оставив себе лишь на хлеб. Возвращаясь домой из магазина, заметил что-то, валявшееся на земле. Это были 20 долларов, это было спасение...

С тех пор Джо Витале задумался о законе бумеранга, применял его для своей пользы и учил этому других. И я тоже задумался о законе бумеранга. Ведь бумеранги «Витебского дела» возвращаются в наши сегодняшние реалии, порой самым неожиданным образом.

Важно понимать, что закон, о котором пишу, работает не с математической точностью. Убийца, может прожить долгую жизнь до 100 лет, при этом будучи нищим, отвергнутым и глубоко несчастным. Правдиво одно: отдаете добро - получаете хорошее, отдаете зло - получаете беды. И вернуться запущенный бумеранг может как сразу, так и через многие годы. Это важно понимать и тогда, когда вы творите добро, и тогда, когда делаете кому-то плохо. Жизнь постоянно подтверждает истинность этого утверждения.

Вот и в ноябре 2015 года в Брестской области с помощью бойцов спецподразделения «Алмаз» задержали серийного насильника Олега Беднякова, который нападал на женщин с 1994 года. Своим преступным Промыслом он занимался большие 20 лет (!) и оставался неуязвимым, без наказания.

Получается, что на правовом горизонте появился двойник печально знаменитого Михасевйча - главного фигуранта «Витебского дела». Правда, «Михасевич-2» не лишал жизни тех, кто становился жертвой его сексуальных домогательств. Для совершения преступлений он выбирал безлюдные места, ближе к лесу, рядом с железнодорожными путями или автодорогами. Бедняков не только насиловал женщин различного возраста, но и забирал у них золотые украшения и деньги, иногда угрожая ножом. Нападал обычно сзади. Чтобы жертвы не сопротивлялись, «слегка» их душил.

Личность последователя Михасевича удалось установить в конце октября 2015 года. Вскоре после этого он и был задержан. Олег Бедняков начал давать показания. Он уже признался, что преступления совершал на протяжении двух десятков лет. Не исключено, Что преступлений он совершил гораздо больше. Когда пишу эти строки, полной ясности еще нет. Знаю только, что на данный момент маньяку вменяется в вину 26 изнасилований.

Олегу Беднякову 44 года, сейчас он гражданин России. В последнее время проживал в Санкт-Петербурге и работал водителем. Был женат, имеет детей, зарекомендовал себя примерным семьянином, пусть и после повторного заключения брака. А в Беларусь впервые с матерью он приехал в 1981 году и до 1989-го здесь проживал. После перебрался на жительство в Россию, а в Беларусь приезжал к своим родственникам. Останавливался ненадолго, и в это время совершал преступления. По причине того, что насильник бывал в Беларуси наездами, его было сложно найти. Розыск усложнялся еще и тем, что жертвы не сразу обращались в милицию...

Мне очень хорошо знакомы эти проблемы еще с 1984 года периода, когда после убийства на станции Лучеса Татьяны Коцуба меня подключили к поиску витебского маньяка, ведущего охоту на женщин. С тех пор прошло три десятилетия. Существенно продвинулись вперед технические возможности, методики, методы и приемы оперативников, следователей, экспертов. Но по-прежнему ни белорусские девушки и женщины в отдельности, ни страна в целом не застрахованы от многолетних преступлений новоявленных Михасевичей. Дело Олега Беднякова, которое в настоящее время еще расследуется, наглядно это подтверждает. Значит, не все уроки извлечены из «Витебского дела», в свое время наделавшего столько шума. Быть может, потому, что следователи были недостаточно самокритичны, вместо честной кропотливой работы над ошибками чрезмерно увлеклись отстаиванием своей профессиональной чести и человеческого достоинства, извлечением на этой основе для себя огромных материальных благ? А потому, как мне представляется, и возвращаются раз за разом бумеранги «Витебского дела». Возвращаются, естественно, потому, что для этого имеется соответствующая почва.