На четыре года был вырван из домашнего уюта. И вот, вернулся. Вместе, с Людмилой, по крупицам, начали окружать себя домашним теплом. Инулька, доченька, наполняла наши сердца нежностью.

Невзначай для меня, как бы само собой, в углу нашей спальни – иконочку в простой деревянной рамочке. Пусть помощи и любви будет больше. Так сказали твои глаза. Умела, моя тихая радость, находить нужные слова. Умела мысль повернуть к добру, к духовному. Говорят, что любовь смотрит далеко. Злой силой, подчиняясь казённой бумаге, был вырван из привычного, и помещён за колючую проволоку. Здесь, в моих беспокойных снах, видел наполненные чистыми слезинками глаза, дорогих мне людей. И такие строгие, всё понимающее, поэтому не осуждающие – Богоматери. Сколько дней, сколько ночей провели здесь в одиночестве. Быть может, на коленях. На зоне сердцем слышал твои молитвы. И ключевые слова в них – такие человеческие, наполненные жизненными соками: вернись, не озлобься, будь осторожным, веруй, спокойствием доказывай свою невиновность, не сломайся… Иначе нельзя. Иначе система изгадит вообще всю жизнь, давильня ведь ни на день не останавливалась, подминает всё под себя. И вот первый день за три года я дома. Нежные, человеческие слова жены и дочери тёплым потоком обволакивают душу. И она умиротворяется. Как трудно будет привыкнуть к очищенному добру, к искренности. Скверны много накопилось. Тяжёлая от ягод, которые наполнены пьянящим соком, веточка калины стучится в окно нашей маленькой комнаты. Это привет от друзей, ветерок донёс. Они ещё там. … Медленно сон похищает их черты. Холодный луч луны застыл на иконе. Глаза Богоматери смотрят на меня. Спрашивают: каким ты будешь мужем, отцом. Ведь многое изменилось. Инулька тихо посапывает в своей кроватке. В детстве, которое окружено любовью, всё хорошо. Блаженно, переполненный любовью, засыпаю. И в сон приходят молитвы:

«На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовек; по правде Твоей избавь меня;
Ибо Ты каменная гора и отрада моя; ради имени Твоего веди и управляй мною.
Выведи меня из сети, которую тайно поставили мне, ибо Ты крепость моя.
В Твою руку передаю дух мой. Ты избавь меня, Господи, Боже истины.
…Господи! Да не постыжусь, что я к Тебе взываю; нечестивые да посрамятся, да умолкнут в аде».
…Такого блаженства я никогда не знал. Люда, Инулька и я. Сегодня рядом. Все рядом. Каждый день.
Навсегда! Навсегда!? Навсегда?
«…Лишь только тот, кто знает миг свободы!...» Откуда это в моём сне? Всё подчинено Свободе.

Пусть простят меня за производные, по памяти, без системы, словесные водовороты.

Радость захлёстывала меня. Дом, тепло улыбки. Незаметная, нечаянная встреча рук… Сладкий, забытый запах волос. Стремительное привыкание. Растерянность, испуг, разочарование, ненасытность, подозрение, ревность, слёзы, обида, примирение. Снова радость и вымаливание… Бурное блаженство, исступление, горечь, истома… Ссора…

Лёгкая дрожь дорогой руки, забытое, знакомое дорогое лицо. Усталое и счастливое.

«Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословенна ты в жёнах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших».

Наизусть. Потеряю – напишу. Восстановлю. Но не будет тепла твоей руки. Твоей души. А так – в простой конверт из Беларуси в Нижний Тагил мне весточка от тебя.

Понимаю, что не могу просить о снисхождении, поскольку слаб; посягаю в слабости своей на истины Твои. Но. Господи, тщеславие, гордыня моя не ради худо ближнего. Не для уничтожения его. Хотя нет мне прощения, Господи!

Гордыня моя, порицаемая Тобою – от нежелание смириться с неправдою, со злом, царящим в мире. Прости меня за посягательство на истины Твои. Раскаиваюсь, каюсь, каюсь, каю…

Подскажи, а где искать справедливость…Неужели, только у тебя… В служебных кабинетах, торжествуют недруги мои.

Устал от бессилия внутреннего, от внутреннего напряжения, от долгого терпения, от несправедливости. Грешу сомнением своим… В который раз – в карман за весточкой твоей, Людочка… Женской мудростью мудрая.

Никогда, даже в детстве, не стоял на молитве. Видел в молитве маму, сестру. Был хорошим пионером, отзывчивым комсомольцем. В душе посмеивался. Досмеялся…

Слова пришли в память. Свое слова. Они такие чистые. Слова молитвы...

– Валера! Валера! Да проснись же ты!

Спросонья слышу своё имя и не могу понять. Почему у соседа по нарам такой ласковый, домашний голос. Боюсь проснуться. Хочется до боли побыть в своём сне.

– Валерик!

Медленно возвращаюсь в окружающую действительность. Голова начинает чувствовать мягкую подушку. Спина – упругость тахты. Тело – лёгкую шероховатость накрахмаленной простыни. И рядом – тепло самого близкого человека.

– Дома-а-а-а…

– Тише, разбудишь Инульку, – успокаивает меня Люда.

И вытирает украдкой слёзы. Улыбается

– Они у тебя самые чистые в мире слёзы.

– Вот, что ещё придумал, Валерий.

Захотелось крикнуть на весь голос:

– Спасён! Вашей любовью спасён!

И уже солнечный зайчик на иконе. Глаза в глаза.

Блаженство разрушил один телефонный звонок. Господи, а сколько их будет ещё, таких вот звонков в жизни!?