На всю жизнь остались эти глаголы в моей жизни. Они помогали не только выживать в нечеловеческих условиях, но и дышать полной грудью. И помогают! Мысленно их повторяю, когда переступаю порог чиновничьего кабинета.

Уже и не помню, почему этот отрывок не включил в свою книгу «Спасите наши души». А нужно было!

На листке, вырванном из школьной тетради, женской рукой эти напутствия были выведены. Очень аккуратным без нажима почеркам. Мама – сыну, сестра – брату? Мальчишку привели в камеру, познакомили со мной, как со старшим. Он был очень напуган. Внимательно сидельцы стали изучать его. Скучно здесь. Изощрённая юношеская фантазия на многое готова. Любой раздражитель и она моментально вспыхнет. Вот перед отбоем и оттянемся. Прописать новенького нужно будет по - тюремным законом. Не знает как себя вести, значит, первая ходка. Необстрелянный воробушек. Об этом думали сидельцы. Я про себя отметил: Ну и худоба. Одет пацан не по росту. На два размера меньше. Значит, раздели на пересылке. Даже обувь сняли, всучили обрезанные резиновые сапоги сорок пятого размера.

Старожил камеры Лёнька разрядил гнетущую обстановку:

– Жердь, тебя дома не кормили, что ли?

Мальчишка съёжился, кажется, втянул голову в плечи. Огляделся.

– Меня Михаилом зовут.

– Ну, будешь Жердяем, – заключил Лёнька.

– Жердяем так Жердяем, – вздохнул новенький.

Опустил на цементный пол небольшую поклажу. И из кармана достал небольшой листок бумаги.

– Братва, его не шмонали! Может ты ещё и курево приторабанил? – как зверь, почуяв лёгкую добычу, Лёнька. Он уже начал настраиваться на тюремную прописку новенького.

И вот этот листок бумаги Михаил стал старательно прикреплять рядом с правилами внутреннего распорядка. Официоз мы знали наизусть. Хотели этого мальчишки, или не хотели. Иногда дубинкой вбивалась каждое слово этого официоза. А здесь, что-то новое. Помню, мои подопечные, столпились у этого листка. И наступила тишина. Даже балагур Лёнька замолчал. Что там могло быть? Не удержался и я подошёл. Как нужны были этим мальчишкам эти глаголы. До них в тюрьме, на своей коже они прочувствовали только три: не верь, не бойся, не проси.

А вот эти вот глаголы, прикреплённые мальчишкой к стенке, взволновали. Заставили вспомнить, что они человеки. И главное для них отстаивать своё человеческое имя здесь.

На утренним шмоне рыжий воспитатель (кто читал повесть помнит о ком идёт речь), заметил этот листок. Прочитал про себя, пожал плечами, как бы давая понять. Что ничего крамольного здесь нет. Очень честные глаголы с педагогической точки зрения. Но, к сожалении, не по уставу. Повернулся ко мне, как к старшему по камере:

– Снимите, пожалуйста…

– Со стены снять можно, гражданин начальник, но вот с души…

– Вот и пусть будет в душе.

Философский заключил рыжий.

Мальчишки приутихли. Думаю, что-то человеческое у них проснулось. А вот это кличка, даденная Лёнькой, за Михаилом крепко закрепилась.

Вот эти глаголы:

«Будет трудно – держись,
Будет больно – не плачь,
Будет ветер – не гнись,
Глаз в ладони – не прячь.
Если грозы – смотри,
Если слёзы – сотри
Если страшно – дерись,
Помни, жизнь – это жизнь!»

Как бы мне хотелось встретиться с авторами этих строк. А пока я мысленно жму его руку. А может её? И говорю от всех мальчишек спасибо за то, что этими глаголами они укрепили свой дух.